— Закопал бы ты его где-нибудь, — посоветовал я. — Тельце сгниет, и душа освободится.

— Нет! Не дам! — вскричал блаженный, прижимая к себе мохнатый комок. — Мой! Никому не дам!

— Хорошо-хорошо, — успокаивающим тоном сказал я. — Никто его у тебя не отберет.

— Точно? — нахмурился он.

— Точно, — подтвердил я.

— Тогда ладно, — юродивый тут же повеселел, сел на ступени крыльца и принялся наглаживать трупик, что-то мурлыча под нос. У меня мелькнула неприятная мысль, что котенок мог сдохнуть не своей смертью, а по вине этого несчастного, но я не стал ничего говорить по этому поводу: все равно животному уже не помочь.

— Не беги от дракона, Эстре, — неожиданно сказал юродивый, глядя прямо мне в глаза стеклянным взглядом, отчего мне вдруг стало холодно. — Все равно догонит.

— Какого дракона? — непонятно, зачем, спросил я. — От Лан, что ли?

— Лан хорошая, — юродивый опустил глаза и снова принялся наглаживать котенка. — Лан кормит. Лан любит. Лан умная. Лан последняя. Не будет никого после Лан. Драконы будут после Лан.

— Шел бы ты спать, — посоветовал я, устало помассировав виски: мне не хотелось пока возвращаться домой, но и продолжать этот странный разговор — тоже.

— Не сможешь ты, — юродивый резко встал, снова уставившись на меня, не мигая. Забытый котенок шмякнулся в пыль. Я непроизвольно сделал шаг назад. Ну не люблю я блаженных. Странные они.

— Чего не смогу? — все-таки не удержался я от вопроса.

— Трусы бегут с войны, которую сами затеяли, — вдруг быстро забормотал юродивый, не отводя от меня глаз. — Драконы сожрут трусов. Но дракон не жрет дракона. Не знаю, что с тобой делать. Исправляй. Исправляй ошибки!

— Иди домой, — снова сказал я, пытаясь обойти сумасшедшего и укрыться в доме, пока он на меня не бросился. Но в тот же момент юродивый словно сломался: колени у него подогнулись, и он скорее упал, чем сел обратно на ступеньку. Потом сгреб котенка, прижал к груди и принялся раскачиваться, глядя в пустоту и ноя. Я медленно-медленно стал обходить его и уже взялся за ручку двери, когда юродивый добавил неожиданно нормальным голосом:

— Лан не знает, что такое семья. Прими это или покажи ей. Третьего не дано. Крылатая не знает, что ей нужно гнездо, но строит его. Она выбрала тебя. Среди тысячи тысяч выбрала. Не за перья красивые, за крылья драконьи. Голову подними, крылом гнездо закрой, дыханьем огненным обогрей, лапами когтистыми удержи. Сгорят перья. Пепел останется. Не носят драконы перьев.

Выдав эту странную речь, юродивый снова принялся качаться и хныкать. Я, наконец, скрылся в доме. Хватит с меня этого бреда. Пора готовиться к визиту в покои жены.

Вот уж никогда бы не подумал, что исполнение супружеского долга может стать такой проблемой. И ведь даже совета не у кого спросить. Эх, жаль, Шаарда нет рядом: он ведь тоже женат на какой-то чахоточной вобле. Наверняка бы посоветовал что-нибудь, чтоб в постели не опозориться. Раньше я всегда пропускал мимо ушей разговоры на тему мужской слабости, считая, что если меня это когда и коснется, то не раньше, чем через тридцать-сорок лет. А теперь вот и рад бы послушать, да некого: местные никогда не считали мужскую слабость проблемой. Для них она всегда шла рука об руку с мудростью. Не хочется — значит, так надо. Значит, пора задуматься о воспитании нового поколения, а костры оставить молодым.

Я долго думал, чем бы мне себя подстегнуть. В результате решил надеть что-нибудь крагийское: возможно, мне поможет одежда. Глаза бы еще завязать. И какими-нибудь женскими духами возле носа помазать. Одевшись, я сел в кресло, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, закрыл глаза и принялся вспоминать самые сладкие моменты из моей жизни. Как назло, в памяти всплывали только обрывки: то очаровательные колени, то мягкая грудь, то пышные ягодицы. Но все это принадлежало разным девушкам, и никак не желало складываться в один образ, чтобы я мог заставить его ожить в моих мечтах. Да к тому же на краю моего сознания постоянно маячила Лан со своим спокойным, чуть расстроенным взглядом. Она сочувственно взирала на мои попытки, и мне хотелось вскочить, отыскать какой-нибудь топор и начать крушить все подряд. Я стиснул зубы и упорно продолжил вытаскивать из памяти обрывки своих ночных похождений. Их было много — не счесть. Но отчего-то ни одно не вспоминалось во всех красках.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и западный край неба потемнел, я со вздохом встал и пошел к покоям Лан. У самых дверей остановился, глубоко вдохнул, выпрямил спину и постучал.

— Входи, — послышался ее приглушенный голос. Я толкнул дверь и беззвучно проскользнул внутрь.

Лан лежала поперек кровати, читая книгу и помахивая в воздухе пятками. Эм-м.

— Мне зайти попозже? — спросил я, с трудом скрывая неожиданно нахлынувшее раздражение.

— Закк и Эдар наблюдают за коридором, — сказала она, не отрывая взгляда от книги. — Если хочешь, можешь уйти, но знай, что они это увидят.

Я ничего не ответил, только скрипнул зубами.

— Если решил остаться, присаживайся, будь как дома, — она, не глядя, обвела комнату рукой. — Я сейчас главу дочитаю. Не люблю посередине останавливаться.

Я послушно сел в ближайшее кресло и от нечего делать стал разглядывать помещение. В прошлый раз, да и в первое мое здесь появление было как-то не до знакомства с интерьером, теперь же он предстал передо мной во всей красе. У хозяйки явно не было никакого вкуса: предметы, в основном, были удобными, но не подходили друг к другу. К тому же, их тут явно было слишком много. Особенно раздражали стены, сплошь увешанные книжными полками, картинами и прочей ерундой. Стоп. Картины? Книги?

Я огляделся повнимательнее. А ведь это первое помещение в Асдаре, где есть хоть какой-то намек на высокую культуру. Во всех домах, что я посещал прежде, стены были в лучшем случае увешаны оружием. В худшем — аляповатыми мужскими украшениями, выставленными на всеобщее обозрение. Но, если задуматься, я ведь не был в женской общине. Может быть, у них так принято? Если детей воспитывают только женщины и старики, то именно на их половине должны храниться знания. А мужчинам все это ни к чему — только работать мешает.

Откуда-то сильно тянуло запахом кофе. Я заметил это, еще когда вошел, но не обратил особого внимания. А теперь задумался: в Асдаре ведь не пьют кофе. Его сюда даже не привозят. Оглянувшись в поисках источника запаха, я увидел кофейник на маленьком столике возле кровати Лан. Чашек при нем не наблюдалось.

— Ты пьешь кофе на ночь глядя? — спросил я, не удержавшись.

— Пью что? — переспросила она, наконец, отрываясь от книги и вкладывая между страниц плетеную закладку.

— Тот напиток, — я указал рукой на кофейник.

— А-а, — Лан улыбнулась, подняла крышечку и помахала ею перед своим носом. — Мне просто нравится запах. Вкус отвратителен. Но если ты хочешь…

— Нет, спасибо, — отказался я, хотя запах был действительно приятным. Первый раз я столкнулся с тем, чтобы кофе использовали с такой странной целью.

Лан убрала книгу на полку и потушила большую часть свечей в канделябрах, стоящих по обе стороны от кровати. Сразу стало темно, а запах кофе от этого словно усилился. Мне, ко всему прочему, почему-то почудился еще и тонкий аромат шоколада. Лан села на кровать, подтянув колени к груди, и неуверенным жестом показала мне, чтобы я сел рядом. Я послушно забрался на кровать, скинув обувь. Воцарилась тишина. Лан смотрела на меня, я смотрел на Лан.

— Мне сделать это самой? — спросила она.

Я подумал. Раньше меня такой вариант устроил бы, но сейчас я не хотел доверять ей процесс, опасаясь, как бы она не почувствовала моей слабости.

— Нет, — ответил я.

— Хорошо, — она кивнула и принялась спокойно ждать. Я оглядел ее, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь. Запах кофе подействовал на меня успокаивающе, и я не чувствовал ненависти или злости. Но и интерес к ней тоже не просыпался. Она увлекала меня не больше, чем диванная подушка.